Антон Павлович был бы недоволен. Его унтер Пришибеев меркнет в сравнении с  персонажем, о котором я сейчас расскажу. Жесткая щетка волос над узким дегенеративным лобиком, водянистые глазки, в которых не прослеживается ни единая мысль и серое, будто обсыпанное цементной пылью лицо. Погоны прапорщика на узких плечиках этой пародии на военного выглядели привлекательней. И это в двадцать семь лет!

Первый мой конфликт с прапорщиком Постниковым произошел  на филологической почве. Отделение под его чутким руководством чистило карабины и ему показалось, что я слишком скоро закончил работу. Отобрав у меня оружие, Постников долго вертел его в руках, придирчиво осматривая со всех сторон и, наконец, вынес вердикт: - Ну что-же, снисходительно. Черт меня дернул дать ответ, смысл которого сводился к тому, что человек, употребляющий слова, значения которых не понимает, недостоин носить гордое звание прапора. Критикуемый объект  юмора не оценил и результатом моего демарша стали ровно сто ведер дерьма, вычерпанных мною из армейского деревянного сортира на летней жаре. Был я тогда рядовым необученным первого года службы и послать урода по известному адресу не мог. Вскоре, будучи оперативным дежурным по командному пункту, Постников выложил на стол несколько мятых купюр, керенок и николаевок и торжественно сообщил мне, что это шедевр. Тут я благоразумно промолчал, помня о ржавом ведре на длинной веревке и не желая больше осваивать смежную профессию ассенизатора. Параллельно с демонстрацией “шедевров”, товарищ прапорщик разматывал портянки, положив ноги на пульт управления, рассматривал пальцы на ногах и доверительно жаловался на грибок, основательно эти пальцы деформировавший. Стирать портянки Постников, видимо, считал излишним и просто периодически вывешивал их сушиться на низко натянутой веревке, прямо напротив окон казармы. Дневальный, торчащий от скуки у окна, доложил мне, что видел, как любимица роты кошка Муся эти портянки нюхала, а через час ее нашли неподалеку без признаков жизни. Совпадение? Очень может быть, но факт остается фактом. Да, вот еще что надо сказать. Была у Постникова жена, красивая, но совершенно затравленная молодая женщина, что немудрено с таким мужем. На Новый год мы устроили для офицеров и их жен концерт, после которого были танцы. Прапор где-то шлялся, жена его одиноко сидела потерянная и я попытался пригласить ее на танец, протянув руку. Она шарахнулась от меня, как от зачумленного, а один из офицеров шепнул мне:- Эдик, ты что, с ума сошел?! Он же ее прибьет, если узнает. Минут через пять в помещение ввалился пьяный Постников, заорал:-Домой, бл..ь, и любящие супруги удалились отмечать праздник в кругу семьи..

Служба шла, мне дали сержанта, чем прапорщик Постников остался крайне недоволен, так как это обстоятельство сильно ограничивало его в возможности оказывать на меня давление. Почему-то прапор сильно недолюбливал мурманчан, а меня особенно. Пока я только огрызался и ждал своего часа. И дождался. В спокойный воскресный день, пока рота обедала в столовой, это недоразумение в звании прапорщика приняло на грудь граммов триста водки, явилось в казарму в гражданской одежде и докопалось до узбека-дневального, мирно несущего вахту у тумбочки. Когда мы вернулись из столовой, Постников душил солдатика, сопровождая процесс криками о том, что его здесь не уважают. Старлей Бизюков, временно исполнявший обязанности командира, дал нам карт-бланш на усмирение взбунтовавшегося урода и, сами понимаете, дважды повторять приказ не понадобилось. Прапорщика с разбитой мордой закинули в кузов армейского грузовика и повезли в ментовку. По дороге Постников попытался выпрыгнуть на ходу из машины и взорам изумленных горожан открылась апокалиптическая картина: трое солдат избивают какого-то мужика в несущемся на большой скорости грузовом автотранспорте..

Сор из избы решили не выносить и  прапор продолжил службу, вынашивая планы мести. Отомстил, правда, довольно своеобразно: напился, проникнул во время учений в помещение дизельной, обезвредил солдатика, обслуживающего агрегаты, накрыв его шинелью и связав, и вырубил дизеля к чертовой матери. Вся часть погрузилась во тьму. Поскольку на командном пункте присутствовал проверяющий полковник, замять инцидент не получилось и коварный диверсант поехал держать ответ в расположение полка, в Архангельск. Вердикт вышестоящих инстанций был суров: исключить дебила из рядов ВЛКСМ. Учитывая, что через неделю прапорщик и так покинул бы комсомол по возрасту, решение было поистине соломоновым. Непотопляемый придурок вернулся в часть и продолжил успешное несение службы.

Вскоре случилось наше последнее столкновение, чуть не ставшее для меня роковым. При построении на плацу перед казармой, Постников, несмотря на то, что места было полно, толкнул меня так, что я чуть не упал, и проорал:- Подвинься, сержант! Меня переклинило и я врезал прапору по тупой роже, чуть не сломав себе руку. Придя в себя после нокаута, Постников заставил двух салаг-свидетелей инцидента написать рапорта. Передо мной замаячила реальная перспектива дисбата, но повезло. Все офицеры встали на мою защиту, а Постникову командир роты доверительно сообщил, что, если он будет настаивать на огласке дела, то может потеряться в болотистой мезенской тундре.

Через четыре месяца я благополучно отбыл на дембель  по месту жительства, несмотря на угрозы прапора подкараулить меня по дороге в аэропорт, и Постников канул в лету вместе с районным центром Мезень Архангелькой губернии. Самое интересное, что несмотря на наличие подобных персонажей, два года армии вспоминаются светло. Молодость..