Владимир Ильич Ленин, по воспоминаниям современников обладал необыкно­венно широкими энциклопедическими познаниями и прекрасно разбирался в лю­бом вопросе, какого ни касался. Одному господу известно, сколько леса перевели на бездарную макулатуру, восхваляющую «Лучшего из лучших». Каждый писака, на протяжении семидесяти с лишним лет производя подобные опусы, лизал на­стоящую власть, вернее ее альфа-самца, как бы утверждая легитимную преемст­венность от этого к  последующим, по признаку избранности и гениальности. Од­ним щелкоперам хорошо платили, другим  гро­зили,  в противном случае отпра­вить осваивать малонаселенные, но богатые по­лезными ископаемыми регионы нашей обширной Родины.

      Многие небылицы, в которые отказываются верить даже дети и дураки, пошли с легкой руки таких товарищей как Вольский, Бонч-Бруевич, Крупская и еще де­сятка полтора оставшихся не у дел, старых большевиков. Позже в поте лица, свой хлеб отрабатывала плеяда молодых писателей типа Михаила Зощенко. Оставим их ложь, на их же совести. Каждый пытался доказать, что наступила новая мировая эпоха, бесконечного добра, справедливости и скорого процветания, а тот лидер, любимец народных масс, инициатор ее наступления, оказывается самый, что ни на есть обычный человек, вовсе не из камня и стали, а из нервов и мяса. И самое главное, что он заключает в себе все самое лучшее, накопленное человечеством  за несколько предыдущих тысячелетий. Попыток раскрытия этой темы предоста­точно. Попробую со своей стороны и я. Эдакое сочинение на тему «самый чело­вечный…». Эпизод из детских рассказов  «Как Ленину принесли рыбу».
     
      Следуя идее об исключительности и всесторонней образованности вождя, предположу, что в пиве, Владимир Ильич разбирался не хуже чем в Марксизме.

      Марксизм Ильич употребил единожды, и все знают, что из этого получи­лось. Но вот пиво, он пивал частенько и со вкусом. Мог с легкостью отли­чать на­тураль­ный продукт от суррогатного, знал какие закуски, и в какое время суток идут к пенному напитку, в зависимости от того, темный он, или светлый, и из ка­кого сы­рья произведен. Передают, что не однократно давал разносы наркомам Тео­доро­вичу и Ногину, за то, что те никак не могли поставить на поток производ­ство ка­чественного зелья в молодой советской республике.

        Пивную культуру вождь постигал не в родном Симбирске и не в Казани, где учился позже. В первой ссылке, в Шушенском, в лесной глухомани, попить хоро­шего пивка ему тоже ни кто не предлагал. Глубокое знание вопроса к нему при­шло позже, во времена европейской эмиграции, в сытой и благополучной Швей­царии, где трепетное отношение к божественному нектару сохранилось и по сей день. Товарищи по партии, знавшие его в тот период, отмечают, что вождь любил пропустить кружку, другую. Особенное предпочтение Ильич отдавал темным сор­там баварского, сваренного в Мюнхене.

        Надежда Константиновна, вспоминала, что ее супруг, великий практик рабо­чего движения, сев на велосипед, не ленился отма­хать с бидончиком наперевес с десяток верст, в поисках свежего разлива. Бывало, подъезжая к дому с флягой полной  пива , Ильич азартно звонил в велосипедный звонок и затем, бод­рячком, под лай дворовых швейцарских собак, по винтовой ле­стнице взлетал на второй этаж к дверям своей съемной квартиры. А жена Наденька, с те­щей, заслы­шав ве­селье, ставили на примус сковороду. И в скорости,  в шипящем масле, при­готовля­лась любимая его закуска – глазунья из трех яиц с кусочками швейцарской вет­чины. Все товарищи по партии в эмиграции, полагали, что такая идиллия будет продолжаться бесконечно. Но политический момент вызревал, и пломбированный немецкий ва­гон уже стоял под парами.
     
          Событие, которое я хочу описать, произошло несколько позже,  осенью 18 года, в наиболее тяжелые для молодого советского государства времена.  В.И. Ле­нин работая, сутками сидел безвылазно в кремле, в своем рабочем кабинете, и время от времени переби­вался ржаными сухариками под морковный чаек. Тогда, в один из вечеров, ходоки принесли ему копченую рыбу.

      Выйдем за рамки жанра, и допустим для красочности палитры, что первый председатель совнаркома, мягко сказать не доедал.

        По воспоминаниям ленинского секретаря Фотиевой, в те первые месяцы ста­новления советской государственно­сти,  отбоя от ходоков не было. Лапотники перли со всей России. Учитывая их на­циональный менталитет, большинство му­жиков, называя самого главного большевика «Наш Ильич», мечтали с ним обяза­тельно выпить. Ленин не был заклятым трезвенни­ком, но и пить с кем попало, себе не позволял. Злобный  чекист Петерс, со своими латышами,  держал позиции у  Спасских ворот кремля. Пришлое мужичье  шманали, изымая горячительное, и без лишних церемоний,  отправляли просителей назад в губернии, давая для раз­гона пинка. Часть изъятого шло на поддержание боевого духа революционных стрелков - инородцев. Что-то отправляли на фронт матросам. А остальным за­правляли ленинский лимузин. Ездить приходилось не мало. Бензину в условиях международной изоляции и разрухи, взяться было не от куда. Мало кому удава­лось пройти латышские кордоны. Тупые и злые чухонцы русских ненавидели, и взяток не брали, договориться с ними было не возможно. Все как сейчас. Как про­ник в кремль мужик с рыбой, остается загадкой.

        Босяк, обрисовавшийся в приемной председателя совнаркома, имел дело го­сударственной важности. Вождь пребывал в деловом настроении, и согласился принять представителя трудо­вого народа.  Проситель оказался выборным началь­ником волжской рыболовецкой артели, тружеником весла, невода и зюзыги. Вы­глядел посетитель не презентабельно, имел мозолистые руки и лукавый взгляд. Едва войдя в двери,  он заломил малахай, и стал отбивать поклоны, причем что-то прятал за спиной.  Нелепая поза вошедшего, поначалу на­сторожила Вождя, но по­следний, будучи непревзойденным психологом, оглядев доходягу с ног до головы, успокоился, поняв, что никакой угрозы гость в себе не таит.

      Сбивчиво, запинаясь, проситель начал угодливо мямлить о деле, приведшем его с родных волжских берегов, за многие версты, к главному человеку в столице. Рассказ о прежних страданиях под гнетом царского режима, я думаю можно опус­тить. Все видели картину Ильи Репина «Бурлаки на Волге». Ильич видел тоже, по­этому слушал ходока в пол уха. Суть сводилась к тому, что с приходом новой вла­сти в артели начисто исчезли все сети и невода. Баркасы прохудились, и  ловить рыбу для пропитания трудового народа стало не возможно, о чем рыбаки волжане, суряне и примкнувшие к ним ветлугаи, переживают и не находят себе места. И пролетарская их со­весть не может мирится, с тем, что ценный белковый продукт, из которого приготовляют великолепные закуски уходит от голодаю­щих детей ре­волюции в акватории злобного КОМУЧА, окопавшегося с бе­лой сволочью в рай­оне Самары. Ленин, слушая свист, пропившего сети рыбака, повел ноздрей. Чут­кий нюх уловил запах мастерски закопченной севрюги, тот запах, ко­торый ни одна русская душа выросшая на Волге, ни с каким другим, во век не пе­репутает.

    Ленин, не был бы Лениным, а тем более вождем мирового пролетариата, если бы, проигнорировал просьбу трудового народа и не помог  решить в одно­часье, столь  незначительную закавыку. Взяв чистый лист бумаги, единым росчерком пера, он распорядился часть побрякушек, изъятых у буржуазии и  предназначен­ных на закупку паровой машины у  шведов, перенаправить советским рыбакам.

      Ар­тельщик, имя его кануло в лету истории, не ожидал такого скорого решения своей проблемы, некоторое время переминался с ноги на ногу и не знал, как выра­зить переполнявшее его чувство благодарности. Казалось, он онемел.  Пауза затя­нулась. Ильич нетерпеливо покашлял, на что рыбак встрепенулся и вновь,  отби­вая поклоны, воровато выложил на стол пе­ред вождем  бакшиш, который прятал до этого за спиной – объемистый сверток в вощеной бумаге, источавший божест­вен­ный, копчено-рыбный аромат.

      Владимир Ильич, изображая чрезвычайно занятого человека, на ходу переда­вая пла­менный  привет трудящимся Волги, вытолкал пролетария за дверь, после чего,  потирая руки, с протяжным «Ну-с-с-с», приблизился к столу, и осторожно развер­нул бумагу.

    Рыба севрюга, в Волге тогда, она еще водилась, выглядела до крайности аппе­титно. Крупная,  жирная, с золотистой корочкой, прокопченная на ольхе, с учетом всех тонкостей процесса, улыбаясь вождю вытянутым ры­лом, как бы призывала отщипнуть кусочек, положить его в рот и наслаждаться таянием на языке изы­сканного деликатеса.

    Сию же секунду, Владимир Ильич, ощутил во всем своем организме обильное выделение различных соков. Слюна едва ли не стекала ручьями на стол, когда он, в свойственной деловой манере, схватил трубку телефона и энергично потребовал к себе Феликса Эдмундовича. Главный чекист не заставил себя ждать, скрипя са­погами и потрясая козлиной бородкой, явился едва «гроза всей мировой буржуа­зии» успел повесить трубку на рычаг. Дзержинский, как известно, был поляком, толка в копченой рыбе не понимал и к пиву относился без особого паритета, всему предпочитая кокаин. Но как подпольщик со стажем, был суров, исполнителен, и молчалив. Языком чесать на митингах, в отличие от каких-нибудь Зиновьевых или Бухариных, не любил. Именно такой человек в таком случае  и  был нужен.

    - Феликс Эдмундович, что у нас на данный момент происходит с пивом? – грас­сируя, потребовал отчета глава первого советского правительства. Формально данная тема находилась в компетенции наркомов Теодоровича и Ногина, однако обращение к главе тайной полиции, придавало ситуации несколько иной оттенок и направляло ее в особое русло. Глава ВЧК вытянувшись в струну, как бы благодаря за оказанное доверие, моментально выдал всю диспозицию по интересующему вождя вопросу. Картина выходила безрадостной. Пивозаводчиков Корнеева и Горшанского солдатские депутаты объявили  мироедами, как говорится, пустили им петуха под крышу, а склады разграбили и тут же перепились. А пиво с трех­горной мануфактуры, после ее национализации стало более всего напоминать мочу, нежели что-то другое. Чтобы попить хорошего пивка, необходимо было по­слать в  Питер, а еще лучше, в Гельсингфорс.

    Владимир Ильич, обладая неким подобием внутренней культуры, скверносло­вить себе, не позволял, но в тот момент, в душу выматерив солдатских депутатов, схватил со стола пресс-папье и в сердцах, швырнул его в угол. Феликс, знавший Ильича давно, раззявил от изумления рот.  Однако вспышка гнева, длилась не до­лее, вспышки молнии - вождь уже через секунду был серьезен, собран и деловит. Ме­ряя короткими шагами просторный кабинет, он уже громко и отчетливо отда­вал распоряжения главе ВЧК.

      - Возьмете мой лимузин и пусть вас Гиль, отвезет к коменданту кремля мат­росу Маль­кову. Скажете, что от меня. Пускай он вам выдаст из личных запасов три,  нет, - Ильич смерил взглядом товарища по партии, - пять литров немецкого трофейного! И мигом обратно. Никого не звать! Все ясно!?

      -  Да, батенька, и еще,  уже в дверях остановил Ленин Дзержинского. Вынув из ящика стола большой кухонный нож, первый председатель СНК, развернул рыбу и ловким движением отсек ей голову и хвост. -  А это завезите по дороге в детский дом. Я слышал, они там не доедают…

      Описывая этот, казалось бы,  ничего не значащий эпизод, я хотел  сосредото­чить внимание читателя на том, что  глава первого советского правительства, был чело­веком не злым и жизнерадостным.  Имел, с позволенья сказать, слабости, но никогда при этом не забывал о простом народе. Недаром, позже стали слагать ле­генды о его исключительной «человечной человечности». По мнению некоторых ис­ториогра­фов, Ленин был первым из российских  государственников, кто напря­мую установил прочную связь между властной верхушкой огромной страны и ку­харками, в потен­циале мо­гущими занять его место. Разумеется, со временем, в сле­дующей жизни. И народ отплатил вождю щедро. До сей поры по обширным про­сторам моей ро­дины, раз­бросано несчетное количество бронзово-бетонных, за­си­женных голубями истуканов, изображающих лысого человека с протянутой к го­ризонту рукой и надписями на постоментах медными буквами, типа «Великому Ленину от благо­дарных по­томков».  И местами чуть ниже, коряво, где краской, а где кирпичом, от  избытка чувств тех же потомков  случаются дополнения, ну, в общем, Вы встречали…