Хуй бы на этих злыдней –
Отроков во Вселенной –
С модой их малолетней,
С дурью их откровенной,
С думами о марксизме
И буржуазной хваткой.
Что мне сказать о жизни,
Что оказалась краткой?
Что показалась сжатой –
Словно большое в малом, –
Что доживаю ватой,
Будучи либералом?

Молодость – very sorry –
Вечным была резервом.
«Хочется плюнуть в море»! –
Так в 91-ом
Я написал, не зная,
Что в 93-ем
Снова страна родная
Станет говном последним.

Плюнуть хотелось в море.
В то, что меня ласкало –
Не потому что горе
Скулы свело как скалы,
А потому что вместе
С целой толпой народу
Будто остатки чести
Выменял на свободу.

Так, приступая к тризне,
В речи непанибратской
Что мне сказать о жизни,
Что оказалась блядской? –
Пейте мерло и смузи
В рамках заморских правил –
Пожили бы в Союзе,
Он бы вам не доставил.
Каждый бы в море плюнул,
Бури желая, шторма.
Он бы вам так присунул –
Круче, чем в жёстком порно.

Шторм – это шелест пены,
Пробки, щепа, окурки,
В волнах плывут сирены,
Лезут в прибой придурки.
Думы – сродни поклаже –
Тянут на дно и ниже…
Море без шторма гаже
Лужи навозной жижи.

Молодость – или младость,
Как в позапрошлом веке
Пушкин писал на радость
(Сам молодой навеки) –
Ветрена и надменна;
Даже поверить трудно,
Что пронеслась – мгновенно,
Будучи безрассудна.

Море. Простор прибоя.
В небе сиротство тучки.
Нас здесь с тобою двое.
Вместе под старость лучше:
Шторм обходить по гальке
Скальных страшась обвалов,
В мире, где ковырялки
Женят транссексуалов.

Всех бы послать вас факсом
Во времена глухие…
Тех, кто, балуясь Марксом,
Служит буржуазии.
Что расцветёт – завянет.
Каждый четвертый, в среднем, –
Из молодежи – станет
Тоже говном последним.
Станут дурными снами
Ваши и наши судьбы.
Хуй бы со всеми вами,
С нами со всеми хуй бы!