— Угостите даму папироской, Виктор Аполлинарьевич, я свои куда-то засунула в этой суматохе. Пойду искать, и забуду на чём остановилась.

— Пожалуйста, Зинаида Павловна, — Мондзолевский протянул директрисе пачку керченских папирос Кубань и щёлкнул крышкой зажигалки. Мы остановились на происшествии в буфете новороссийского театра.

— Благодарствуйте, Виктор. Да-да, я помню.



— Вот спасибо, голубчик, что поделись информацией. Теперь вместо шпицрутенов от начальства и благодарность отхватить можно будет. Но всё-таки, Павел Иванович, приоткройте ещё чуть-чуть завесу тайны.

— Я весь одно большое ухо, дорогой Степан Толубеевич.

— Всего два вопроса, как и обещал вам, господин Большое Ухо. Отчего вы в штатском, и кто эта прекрасная мадмуазель с вами? Вы часом не шпион ли, а эта красавица вам прикрытием служит?

— От вас ничего не скрыть, господин генерал. Я действительно шпион.

Генерал побледнел, схватился за сердце и попытался другой рукой расстегнуть крючки тугого воротничка.

— Успокойтесь, Степан Толубеевич, я же в иносказательном смысле. Когда их превосходительство поручили мне эту миссию, я задумался: как бы мне быстрее и правильнее её выполнить. Вы же знаете, что на торговом флоте нас, военных, не любят и боятся. У нас же всё просто, по закону военного времени: украл, попался — и к стенке. Ну или на рею, чтобы далеко не ходить. Завалят меня накладными и коносаментами всякими, за месяц не разберёшься, а солдаты голодные в окопах сидят. Вот и представился торговым посредником. Не представляете, Степан Толубеевич, взяток за один день получил больше, чем жалования за все годы службы. Кстати, — штабс-капитан вынул из внутреннего кармана внушительную пачку деникинских казначейских билетов — колокольчиков и ленточек: — Это на похороны поручика, остальное пошлите его родным, деньги не пахнут. Что до барышни, то позвольте представить, — Павел движением руки дал мне знак подойти, — Зинаида Сацкая, моя младшая двоюродная сестра. Зиночка учится в Киеве на актёрских курсах, приехала на вакации к морю. Выступления эти — баловство чистой воды, но Зиночка упряма и хочет сама заработать и на курсы, и на шпильки с булавками, а спорить с нынешними гегельянками себе дороже, да и талант у Зиночки есть, хотя я и не большой специалист. А теперь позвольте небольшое объявление, Степан Толубеевич.

Господа офицеры! Приношу свои искренние извинения за происшедший инцидент. Надеюсь, ужин в любом ресторане города скрасит эту неловкость, а второе отделение у нас с собой. Встречайте несравненную мадмуазель Зизи, господа!




— Вот так и закончилось, Виктор Аполлинарьевич.

— Один засчитан, но речь шла о семи, если я не ошибаюсь? — мягко улыбнулся Мондзолевский.

Директриса умела рассказывать, а собравшимся в коридоре интерната спать не хотелось.

— Князя Георгия Павел убил на дуэли в Одессе. В Офицерском Собрании был костюмированный бал-маскарад по поводу Масленицы, я нарядилась в цыганку — так велел Павел, ему хотелось послушать романсов и в очередной раз насладиться произведённым фурором. Цыган я недолюбливаю, но сценический образ был интересен, подходил к части нового репертуара, не требовал больших затрат и времени на воплощение. На Привозе можно было купить готовую цыганскую пёструю юбку, но я побрезговала и взяла отрез прекрасного, настоящего китайского крепдешина с красными цветами и золотыми птицами на чёрном фоне. Ещё купила алую шёлковую рубашку, такую же ленту в волосы, вышитую молдавскую жилетку и кучу всяких позолоченных побрякушек вроде серёг, колец и браслетов. Красные лаковые туфли и чёрный парик у меня уже имелись.

Дома села за швейную машинку и за пару часов управилась. Я хоть и дворянских польских корней, но род наш, кроме звучной родословной, ничем похвастать не может, поэтому с детства обучена кроить и перешивать-перелицовывать. У рубашки отрезала рукава ниже локтей и воротник, подшила края резов, обметала, и получилась яркая симпатичная блузка с рукавами в три четверти и глубоким, чувственным декольте. С юбкой тоже всё просто — подшила низ шторной тесьмой с бахромой, заложила сверху складки гофре, чтобы подчеркнуть линию бёдер. Пояс сделала временный накладной из такой же алой ленты, что для волос, после маскарада собиралась отнести юбку в ателье, перешить по модному фасону. Лента оказалась коротковата, и я сзади скрепила пояс чёрным бантом и иглой для волос с жемчужной головкой. Получилось эклектично, но для этого мероприятия даже больше, чем хорошо.

Обстановка в большом зале Собрания царила непринуждённая, офицеры явились со своими жёнами и подругами, для пущего веселья были приглашены кадеты выпускного курса и выпускницы двух одесских медицинских училищ, для которых были накрыты отдельные столы с лёгкими напитками. Командующий гарнизоном выступил с краткой поздравительной речью и отбыл восвояси, чтобы не мешать подчинённым развлекаться.

Павел сидел почти в середине зала за низеньким ломберным столом и играл сразу три шахматные партии с кадетами, а я заканчивала в гримёрке репетировать с двумя аккомпаниаторами, настоящими цыганами c гитарой и скрипкой. По задумке Павла в означенное время я должна была выйти к нему со штофом шустовского коньяка на подносе и налить ему в золотую рюмку. Не бог весть, какая драматургия, но в тех условиях...

Сначала всё было просто блестяще. В нужный момент оркестр, играющий польки и вальсы, стих, заранее получив деньги от Павла, и наше трио вошло в зал с величальной песней «К нам приехал, к нам приехал Пал Иваныч дорогой!»

Присутствующие на балу вставали со своих мест и расступались, образуя плотный живой коридор. Илларионов продолжал игру, делая вид, что не имеет к происходящему ни малейшего отношения.

Мы с песней подошли к ломберному столу, я вышла вперёд, нагнулась, поставила небольшой поднос рядом с шахматными досками и стала наливать коньяк в рюмку. Даже не пойму, откуда взялся Георгий. Молодой ротмистр был кумиром не только в гарнизоне. Отчаянный рубака, превосходный стрелок, бретёр и сердцеед слыл гордостью всей Добровольческой Армии Деникина.

— Пашка, дружище, ну и фартит же тебе на красавиц! Мадемуазель, позвольте мне носить ваш бант на рукаве мундира, а эту заколку на груди, напротив моего горячего сердца! — и вытянул иглу с красным сердоликовым сердечком...

Я почувствовала, как ослаб пояс юбки, дёрнулась, опрокинула на Пашу штоф, выпрямилась, и юбка, скользя шёлком по шёлку, упала на пол. Кадеты порскнули в разные стороны, как цыплята, завидевшие тень коршуна, медички подняли визг, большинство офицеров стыдливо отвернулись, но нашлись и те, кто с удовольствием разглядывал мою фигуру в чулках и поясе, а посмотреть было на что, заверяю вас.

Павел неторопливо сделал свой ход на шахматной доске, объявив последнему оставшемуся за столом юнкеру шах и мат в три хода, поднялся, промокнул салфеткой мундир и сдёрнул с меня парик.

— Зиночка... Господи, Паша, прости, я и подумать не мог... Ведь совсем настоящая цыганка, клянусь!

— Вы что затихли? — Илларионов обратился к застывшим от ужаса цыганам. — Вам вперёд уплачено, играйте весёлое. А ты приведи себя в порядок и жди меня в коридоре, — и обратился к шахматисту: — Господин юнкер, сделайте одолжение, сопроводите барышню, очень обяжете. Благодарю вас.

Пока я канителилась с юбкой, Георгий опять подскочил к Павлу.

— Илларионов, прости меня! Хочешь, я перед Зиночкой на колени встану? Паша, мы же с тобой друзья, ты ведь понимаешь, что я совершенно случайно ошибся. Вы с Зинаидой прекрасно поработали над образом, неужели друзья, боевые офицеры русской армии будут стреляться из-за цыганки?

— Много говорите, как женщина. Дама рядом со мной, будь она хоть русская, хоть цыганка, хоть грузинка, да хоть папуаска — это моя женщина. И не друг ты мне, князь чурчхельный! — Паша тыльной стороной правой ладони так хлестанул Жоржа по лицу, что молодой князь повалился на ломберный столик, держась рукой за рассечённую перстнем Илларионова бровь. — Шах и мат тебе, скотина! — Паша бросил фигурку облитого коньяком чёрного короля на грудь роотмистру. — Стреляемся немедленно, на аллее за Собранием, со ста шагов из табельных пистолетов, — Павел повернулся на каблуках и направился к выходу.

Через некоторое время и я, поддерживаемая юнкером и одной из курсисток, прошла через зал, как сквозь строй, в гримёрку. Там я быстро переоделась-переобулась, сложила цыганские тряпки в саквояж, набросила на плечи светлый меховой палантин, нацепила шляпку и вышла на улицу, заметив, что в вестибюле пара дюжин младших офицеров выстроилась в цепь и, взявшись за руки, сдерживала толпу желающих увидеть развязку.

В конце марта днём в Одессе на Масленицу тепло, но к вечеру задул холодный ветер и заморосил противный мелкий дождик, превративший лампы редких фонарей на аллее в расплывшиеся мерцающие облачка.

Павел стоял вместе с седоусым полковником, оставшимся старшим по чину после ухода начальника гарнизона.

— Штабс-капитан, я был свидетелем этого... э-э-э... конфуза, извините, не могу подобрать нужного слова. Понимаю, что дуэль неизбежна, как и моя отставка, если сегодня кто-то из вас попадёт в госпиталь или, упаси бог, и того хуже. Отговаривать не собираюсь, запретить могу, но это будет против уже моей чести. Сорок с гаком лет службы, и такой нелепый финал... А у меня ведь четверо детей и уже двое внуков. Не подумайте, что я жалуюсь, на жизнь я заработал, но что я детям расскажу, если спросят?

— Ваше предложение, господин полковник?

— По одному выстрелу, господа. Дистанция велика, погода мерзкая, ветер боковой с порывами, дело к ночи, фонари еле светят, — эдак оба и промахнётесь. Вы у нас человек заезжий, Жоржа направим куда подальше из города, это я вам могу обещать. Вызов был брошен, был принят. Дуэль вроде была, а вроде бы и не была, а может быть вы и вовсе такой пикантный розыгрыш придумали. Одесса такой город, что каждый день что-нибудь, да случается, публика пошумит, да и забудет. Давеча вот депутата городской думы днём застрелили при налёте на ювелирный магазин, а вечером поросёнок в женское отделение бань Исаковича забежал. И кто сегодня имя депутата того вспомнит?

— Согласен с вашими резонами, господин полковник, извольте собственноручно разрядить, — Павел достал из кобуры свой парабеллум и отдал старому вояке. — Обыскивать будете?

— Не ёрничай, капитан. Не уток на лимане стрелять собрались. Прикажу обоих скрутить, да на гауптвахту. Будете там через решётки с князем перебраниваться.

— Виноват.

— То-то же. А вот и ваш соперник пожаловал. Эко же вы ему по мордасам-то приложились, как Жорж теперь правым глазом выцеливать станет?

И действительно, хотя бровь ротмистра и была доброхотными юными медичками старательно заклеена белым пластырем, нижнее веко раздулось и почти закрывало глаз. Сейчас я понимаю, что Илларионов умышленно нанёс такой удар, чтобы лишить князя шансов выиграть дуэль, хотя не думаю, что Павел уступал Георгию, а даже наоборот. Он часами мог стоять дома с утюгом в вытянутой руке или руках, упражнялся перед зеркалом и не упускал случая выехать со мной в лес или на безлюдный берег моря, где оттачивал своё мастерство, переводя огромное число выстрелов из различного оружия. Сколько раз я стояла с яблоком на голове — даже вспомнить страшно. А в ставке Деникина над ним подшучивали, когда на стрельбах штабного состава Паша смог едва зацепить ростовую мишень где-то с десятого выстрела. — Это ничего, смеялся сам Антон Иванович, — главное чтобы Павел Иванович печатями и штампами в нужные бумажки попадал!

Похожая история была и с холодным оружием, и с рукопашным боем. Когда мы только начали встречаться, в Киев приезжал знаменитый фехтовальщик Де Жюи. Он устраивал всякие турниры с участием лучших представителей разных стран, а в конце турне давал показательные выступления в цирке Снценбахера на Коблевской. Каждый желающий из публики мог взять проволочную маску и любой настоящий клинок из предложенных Де Жюи, — саблю, рапиру или шпагу. Сам же француз фехтовал деревянной сабелькой или шпагой с деревянным же набалдашником на конце клинка. Маэстро втыкал в свой шлем большое петушиное перо, а к лёгкому трико прикалывал алый надувной шарик размером с мячик для лаун-тенниса. Тому, кто срубал перо или прокалывал шарик, полагалась приличная сумма, а если кто-то делал и то, и то — призом становился лёгкий конский экипаж. Однако бой вёлся до пяти туше — очевидных «смертельных» попаданий мастера, которые засчитывал и показывал на пальцах поднятой руки рефери, поэтому коляска перекочёвывала от выступления к выступлению, а денежный приз обычно доставался какой-нибудь хорошенькой барышне, клинок которой Де Жюи голыми руками перехватывал в воздухе и протыкал им шарик под аплодисменты и восхищённые крики публики.

Мы пошли в цирк первый раз днём субботы, и Павел не отрываясь смотрел за каждым движением француза и делал пометки у себя в блокноте, пока я наслаждалась выступлениями клоунов и гимнастов в перерывах между поединками маэстро. В конце выступления острый глаз фехтовальщика выхватил меня из толпы на трибунах, и Де Жюи через переводчика попросил выйти меня на бой.

Я не хотела, но Павел за локоть потянул меня к проходу между рядами, шепча на ухо, чтобы я поначалу не вытягивала полностью правую руку со шпагой и не заваливалась корпусом вперёд в попытке проткнуть Де Жюи насквозь, и не колола туда, куда смотрю, а смотреть надо на руку противника от локтя до кисти.

— Арена посыпана опилками, твои туфли на низком каблуке и твёрдой подошве менее устойчивы, чем его резиновая спортивная обувка, зато лучше скользят. Не бегай за ним, стой и жди, когда он отведёт правую руку в сторону после атаки, он часто так делает, красуясь перед публикой. В разножке ты его должна достать, ты же легко садишься в продольный шпагат, только выкидывай при этом переднюю ногу, а не скользи назад. Всё у тебя получится, с богом!

Де Жюи галантно помог мне перешагнуть барьер и вывел на центр арены. Пока шпрехшталмейстер снова перечислял звания и достижения гостя, я смогла разглядеть француза вблизи. Он был хорош, как будто сошёл со страниц романов Дюма про мушкетёров. Лет тридцати пяти, на полголовы выше Павла, поджарый, мускулистый, с длинными руками и ногами, с вьющимися длинными чёрными волосами, обрамляющими узкое аристократическое лицо с тонкими ухоженными усами. Пожалуй, Де Жюи был самым красивым мужчиной из всех, которых я видела в своей жизни к восемнадцати годам, а два шрама — на левой щеке и на подбородке — только придавали герою светских хроник мужества.

Пока шталмейстер водил нас по кругу, представляя каждой из трибун, я смотрела, как мой соперник движется и переставляет свои ноги.

— Monsieur a-t-il étudié la danse classique?

— Oh! Mademoiselle parle-t-elle français?

— Un peu, Monsieur.

— Oui, et maintenant j’essaie de fréquenter les salles de danse. Comment avez-vous deviné?

*(На этом автор, французский вокабуляр которого годится только для заказа блюд и напитков, приставания к симпатичным мадемуазелькам, задирания негров и призывам протестующих на улицах Парижа к погромам, поджогам и свержению капиталистического строя, перестаёт выпендриваться с google-переводчиком).

— Вы берёте балетные позиции, месье.

— Балет и фехтование говорят на одном языке, языке тела и мышц. Зовите меня просто Анри, я человек без претензий, хотя и благородный, мадемуазель...?

— Зинаида. Можно просто Зина.

Стоит ли говорить, что я сразу влюбилась в Анри? Эти манеры, речь, аромат дорогой парфюмерии (днём позже я узнала, что это Eau de Chypre) — какая девчонка смогла бы устоять на моём месте?

— Выбирайте оружие, Зина. Советую взять шпагу, рапира тяжеловата для ваших милых ручек, а саблей вы можете поранить себя. Не надевайте маску, я клянусь, что ни один волосок не упадёт с вашей очаровательной головки. Не бойтесь, держите шпагу впереди себя, бейте, остальное я сделаю сам, приз будет ваш, а после представления вашими будут и лучший ресторан и лучший номер в гостинице Бристоль.

— У меня есть молодой человек, месье Анри.

— Это не проблема, берите его с собой. Здесь мои ассистентки, кордебалет, гимнастки, акробатки. Есть даже заклинательница змей, я подобрал её в Жьитомьире, кажется. Пусть только укажет пальцем.

— Господа, прошу к бою, ангард! — дал команду рефери, мы с Анри отсалютовали друг другу и закружились в поединке. Вернее, кружился Де Жюи вокруг меня, чтобы все трибуны могли видеть его со всех сторон, а я просто поворачивалась и махала клинком, как прутиком, отгоняя мух или комаров. Набалдашник шпаги Анри раз за разом легко касался сосков моих грудей, от чего по всему телу прокатывались волны возбуждения и желания.

— Погодите, Зинаида Павловна, c возбуждениями, мы уже знаем, что вы пылкая и чувственная натура. С князем-то что? — Виктор Аполлинарьевич снова протянул директрисе пачку Кубани и щёлкнул зажигалкой.

— Вот всё бы вам, мужчинам, поскорее бы, да пояснее бы, — проворчала Тамара, и её тут же поддержала Ведява. — Зина про любовь рассказывает, как в книгах пишут, прям сердце кровью обливается. Мне бы такого Дежуя повстречать, например, я б с него пылинки сдувала!

— И что он у тебя на выселках бы делал, Дежуй этот? С крапивой сражался бы и девок портил? — не без нотки ревности в голосе подколола Ведяву соратница.

— Ой, городская какая нашлась! — беззлобно огрызнулась новоиспечённая председательница мордовского коллективного хозяйства. — На своей земле работа всегда сыщется. Свиней пусть колет шпагой и баранов на мясо саблей разделывает, коли прыткий такой. Коровы с козами тоже любят, когда им сиськи жмут, так что без дела не останется француз ваш. А что до девок, так они и созданы, чтоб их портили, разве не так? Пусть породу улучшает, но только под моим присмотром, иначе кулачному бою учить начну, без всяких перьев и шариков!

Собравшиеся покатились со смеху, представив красавца-француза, шпагой пронзающего в выпаде розового кабанчика или брызгающего в подойник звонкими струйками козьего молока, причём больше всех смеялась сама рассказчица.

— Ведява, перестань, я же всё по порядку записываю. Будем перескакивать с истории на историю — и собьюсь, первый раз же «следователем» работаю, имейте снисхождение, — лётчик вытер платочком слезящиеся от смеха глаза.

— Так про что рассказывать-то? — Сацкая обмахивалась ладошкой, как веером.

— Поддержу Виктора, — молчавший, но внимательно слушавший директрису Хакурате сел в кровати, прикрываясь простынёй, и спустил ноги на пол. — Дайте мне одеться, обуться и закурить, пожалуйста.

— Не рановато ли, Шахан? — Тамара потрогала лоб первого секретаря и пощупала пульс, а потом проделала тоже самое с собой. — Вроде одинаково, я в этом мало разбираюсь. Ты сам скажи, как чувствуешь себя, ты же фельдшер всё-таки.

— Ничего, тянет ещё немного, но это всё ерунда. Простите друзья, что заставил вас волноваться. Плохой из меня руководитель — и телом слаб, и головой, развёл змеиное кубло у себя под носом.

— Это потому что ты всё через себя пропускаешь и людей по себе судишь, будто все вокруг тоже порядочные и советскую власть любят, а есть ведь и те, кто на неё обиду и злобу затаил. Майора нашего и не такие как ты проглядели. Ты делал и делаешь то, что можешь, а волшебной палочки нет и не будет. Зато есть мы, и мы тебе поможем, и не только потому, что у нас обратной дороги нет. Штаны сам надевай, а курить будешь, когда Гошнаг разрешит. Потерпишь ещё часок, и не смотри на меня так, всё равно не разжалобишь, о твоём здоровье пекусь.

— Пойдёмте прогуляемся, друзья, надо нашим лошадям корма задать и воды, чтобы в дорогу с пустыми пузами не трогаться, да и самим подкрепиться не помешает, и девочкам на завтрак приготовить, — Ведява встала с топчана и потянула за собой Виктора. — Зина, Вася! Вам особое предложение требуется? А ты останься, Тамара, за Шаханом Умаровичем и детьми присмотришь, мы скоренько обернёмся.



Военным — шпицрутены


Гражданским — розги


У моряков свои традиции


Колокольчики Деникина


И его Ленточки