Антону Павловичу Юшкину-Лухманову, владельцу туристической компании "На абордаж!" сегодня секретарша не дала.
      - А чего, Мирзия? Давай! - канючил он перед дверью.
      - Не дам, Антон Палыч, потому что, у меня влечение к шофёру и потому что вы - старый, лысый и с пердлявой жопой. И увольняйте - все равно кризис, и никто ваших путевок к лохам не покупает.
      - Как же так? Почему? Шофер какой-то... - Антон Павлович похлопал себя по заду и стукнул каблуком неновых Мартинсонов по двери. - Не пердлявый я. И не к лохам, а в Лхасу, Тибет, дура, тантризм.
      - А я не Мирзия, а - Лариса. А шофер - Митя.
   
      ---
      На улице шел дождь, теплый и медленный. На горизонте вспыхивали августовские зарницы. С клена сорвался лист, полетел по направлению к влажной щеке Антона Павловича, прилип к ней; и тут же Юшкину-Лухманову нестерпимо, дико захотелось овладеть женским телом. Уж хоть каким-нибудь. И он направился к жене Эмме.
   
      - Я тебе не дам, - сказала Эмма, поправила на лице маску из питательных растений, перекинула коричневые ноги и дунула в потолок энтеогенным миксом под названием "Сунь".
      - Как же так? - развел руками Антон Павлович и смахнул со щеки лист. - Почему?
      - Не надо жестикуляций, Антон, истерик, - пустив дым на абажур, ответила Эмма. - Нам это не нужно, потому что сексуальная сторона наших отношений - в прошлом. Я наткнулась на мысль: женщина стареет быстрее мужчины. Мужчина всегда молод, если у него мозги не шают и есть эрекция. А женщина... После тридцати разве что для порно годна. Для немецкого. - Эмма поперхнулась дымом и глухо рассмеялась, - А ты, Антон, ради наших отношений жертвовал собой. Но я освобождаю тебя от сексуального бремени. Ты свободен.
      - Чего? Да, ты обдолбалась, не понимаешь что ли?
      - Я нашла себе молодого шофера, пришлось потратиться, но оно того стоит, и... - Эмма вскинула руки к абажуру. - Ах, Антон, сейчас мы едем в театр на Ионеско, и он даванет меня в лоджии.
      - Ионеско, или шофер?
      - Спасибо тебе за твою жертвенность. За твои домогательства горячими ночами. Благодарю, за плод чрева моего, за нашего любимого Колюшку Юшкина-Лухманова. Он сегодня по юриспруденции сдал зачет. Дай боже, чтоб такой же хороший стал, как и ты! Чтоб любил, и был любимым,- Эмма затянулась, царапнула оранжевым ногтем язык и сплюнула в розовую салфетку. - А теперь, милый, отвернись и не смотри на мое дряблое тело, мне пора переодеваться. Ты свободен, Антон! Свободен!
      - Ебтвоюмать... Какой шофер? Митя?
      - Олег.
      ---
      Прихрамывая, Юшкин-Лухманов походил по одинокой квартире, лег на диван, включил порно. Мастурбация не помогла - очень хотелось подмять под себя живое туловище. Он взял газету и набрал номер фирмы, которая развозила по квартирам проституток.
      - Сегодня очень загруженный день, - раздалось в трубке. - Из-за МЭКа, мы сделали скидки и всех девушек быстро и надолго разобрали.
      - Ну, дак.. алло, аллё!... И что?! Какого МЭКа?!
      - Мирового экономического кризиса.
      Антон Павлович, слегка побагровев, воскликнул:
      - Я не понял, блядей у вас чтоли нету?!
      - А, вы успокойтесь. Вот, тут вот, осталась одна такая, очень несимпатичная... Так мы даже вот и не знаем, сколько нам за нее с вас и взять-то. Вы такой раздражительный...
      Антон Павлович глотнул минералки.
      - Алло, стоп. Страшная? Хорошо - страшная. Давайте везите! Мне все равно. Я знаком с эстетикой безобразного, я продаю путевки в Лхасу. Я..
      Из трубки послышалось гаденькое хихиканье.
      - А вы сами за ней едьте. Как вас зовут?
      - Едьте? - Антон Павлович вскочил с дивана и нацедил себе коньяка. - Меня зовут Антон. Антон Павлович. Антон Павлович Лух.. Лухма... Юшкин!
   
      - Лухма, тут не совсем в эстетике дело,. Вы выезжаете, Юшкин? Пишите адрес на манжете.
      - Да какой в жопу адрес!!! Куда, на хер, едьте!? У вас фирма или хуйсоси?! У вас машины есть?! Хоть одна?
      В трубке громко засмеялись.
      - То есть вы хочите, Юшка, хотите, просим прощения... Чтоб за вами шофера выслали. Тогда это будет дороже.
      - Блядь-тьфу! Хорошо... - Антон Павлович опрокинул рюмку. - Хорошо! Дороже. Я! Я согласен!
      - У шофера фамилия - Сругадский, вас это не смущает?
      - Бляди! Суки! НЕТ! - Антон Павлович вцепился в бутылку.
      - Успокойтесь, ждите.
      - Стойте!
      - Да-да?
      - А как вашего Сру..сру...градского зовут?
      - Суперспид Сругадский Тирэ У Дэфис Вау. В фамилии - без "эр" между "гэ" и "а".
      - Перемать!
      - Шутка. Это у него в визитке так написано. Сёма его зовут. Он побибикает под вашим окном. Какой, у вас адрес, Луха?
      ---
      Сёма оказался грузным мужчиной за рулем красной с прорыжью маленькой машины
      - Как бы из прыщей у тебя гной не брызнул на стекло, - сказал Антон Павлович, устраиваясь на жестком сиденье.
      - А что? - глухо спросил Сёма.
   
      - Что... что... Дороги не увидим.
      - Я увижу.
      ---
   
      На жестком сидении Антона Павловича очень трясло и от этого, когда он подносил к губам бутылку, горлышко отбивало нойзовый ритм на зубах и не давало по-человечески выпить.
      - Останови, как там?.. Сёма! Эй! Останови.
      - Я тебе не - "эй", Лухма.
      - Я тебе тоже не Лухма.
      - Ладно, я остановлю.
      Сема остановил машину у нагнувшейся березы, кряхтя и пыхтя вышел наружу, громко выпустил газы и стал мочиться.
      - Мы это, - где? - щурясь, спросил Антон Павлович.
      - В пизде, шучу, на кладбище.. Что в принципе - одно и то же. Уже до места недалеко. Смотри , Лухма, моя моча протекла до правого колеса и сожрала у него резину и хуй мы дальше поедем пока ты, Лухма, мне не купишь новое колесо. А купить тебе его тут негде.
      Антон Павлович нервно закурил.
      - Сема, мать твою в пердюльню... Куда же... Где мы?
      - В какую-такую пердюльню? - спросил Сема и стал засовывать член в штаны. - Мою маму. Только-что придумал, Лухма? Эх! Знал бы ты мою маму, так бы не говорил. Давай уж я тебя на закукорках донесу.
      - Куда!? - Антон Павлович дернулся, но руки Семена охватили его торс, приподняли его тело, и луна стала покачиваться и расплываться. - Куда ты меня несешь, уебище?!
      - Дак, ебаться ж ты хотел, Лухма. Вот и идем.
   
      ---
      Около развалившейся православной церкви окруженной могилами стояло трое. Сема скинул с себя Антона Павловича и ушел.
      - Здравствуйте, - сказал Антон Павлович.
      - Привет - ответили ему. - Собаку ебать будешь?
      - Кого?
      - Собаку мы поймали, сейчас ее выебем, а потом съедим.
      - Что?!
      - Собаку, собаку! Гав-гав.
      Антон Павлович подполз к могильной ограде, обперся о нее , глотнул из бутылки и сказал:
      - Дак я ж в фирму звонил, мне сказали, что вот привезут и тут...
      - Щас все будет!
      - Собаку.
      - Выебать и съесть.
      - Лайку.
      - Видишь. Какая луна? Полная. Как сосок у собаки.
      Один из троицы стал прыгать, пытаясь схватить зубами желудь у молодого дуба.
      - А кого вы еще ебете? - спросил Антон Павлович - И едите. Мне бы кого покрупнее. Женщину бы. У собаки вульва маленькая. Но женщин я не ем.
      - Ты, ептпть! Дядя! Ты и не видел какая, собака.
      - Ого-го!
      - Здоровенная. Самый сок! Зубы-жемчуг.
      - Лайка! Холка-серебро!
      - А вот и она.
      Появилась собака. Сверкнула сталь, распушились волосы на мошонках, дохнуло запахом желёз, похотью и кровью.
      - На абордаж!
      Собаку схватили, привязали к ограде, у которой сидел Антон Павлович и стали насиловать.
      Ограда пружинила, голова Антона Павловича дергалась, и в глазах прыгала и прыгала луна.
      Когда луна застыла, Юшкин-Лухманов сказал:
      - Не ешьте ее, пожалуйста, хорошо?
      - Тогда это будет дороже.
      - Я согласен.
      ---
      Антон Павлович назвал собаку - Заппа и на ночь всегда ей поет песню:
   
      Собака писала, дрожала,
      А я с постели не вставала,
      А я смотрела в потолок -
      Я не смогла и ты не смог.
   
      и гладит.