***
То, что у меня есть родной дядя, я знал с детства, но ни разу его не видел. Был он военным, мотался по каким-то гарнизонам, находившимися в столь отчаянной жопе, что на пенсию ушёл всего лишь майором, отслужив честную двадцатку после училища. Чудом получив домик в деревне, он уехал в эту глубинку, возненавидев  рекламу молочной продукции. Жениться дядька за время службы не успел, а сейчас из ближайшего областного центра к нему приезжала женщина. Звали её Антонина. Лет ей было чуть за сорок, имела двух взрослых детей. Муж растворился в среднесрочном историческом периоде. Она приезжала, делала приборку и готовила. Зимой дядька жил у неё в городе. Устроился, в общем.
- Понимаешь, Лёш, там – тоска и безнадёга. Сопки кругом, людей за триста вёрст никого. Слава Богу, спирт есть. А потом приезжает какой-нибудь хуй из округа, и спрашивает, почему это от вас перегаром несёт, товарищ капитан? Так и просидел по дырам. Вырвешься в отпуск куда-нибудь на материк, людей пугаешься. Накупишь книг, пропьёшь остальное, и обратно.

Родня уговаривала меня навестить объявившегося дядьку ещё с зимы. И в конце августа я всё-таки собрался, благо ехать не так уж далеко.

- Во, началось, - дядя Коля посмотрел в окно и ухмыльнулся, - по твою душу, Алексей.
- Что там? – спросил я. С моего места был виден только огород.
- Не «что», а «кто». Выгон начался.
Я встал со стула и подошёл к дядьке. Выглянул в окно. Ничего не происходило. За забором мимо шли девушки. Пройдя чуть дальше, остановились и начали, по-видимому, о чём-то совещаться.
- Ты бы вышел к ним, родный.
- Да я не знаю их, -  с сомнением пробормотал я, хотя издали девчонки были миловидны.
- Не знаешь? – дядька начал мелко трястись от хохота. Отсмеявшись, продолжил:
- Во как тебе память потёрло. У меня так тоже бывало, самогон тут злой. Синицыны его на травах каких-то настаивают, на каких – не говорят. Ты четвёртый день уже здесь. Иди, заново знакомься.
Я в нерешительности посмотрел на стол. Серёга страдальчески сверлил бутылку спирта взглядом. Витька тихо улыбался.
Четвёртый день? Сильно. А ведь у меня скоро отпуск заканчивается.
Я ещё раз выглянул в окно:
- А чего это они?
- Ну как чего. Москвич приехал. Глядишь, кому из них счастье выпадет – увезёшь в столицу.
- Что, так всё плохо? – опешил я.
- Да нет, у тебя как раз всё хорошо, - снова заржал дядька. Витька осклабился, и даже несчастный Серёга улыбнулся, но тоже как-то несчастно, - всё дело в определениях. Вернее, в правильных определениях. А точнее, в определениях правильного толка, ибо правильность – субъективное понятие и может толковаться различными субъектами по-разному…
Во как! Чего дядька читал в этой своей глуши?
Я посмотрел на Виктора и решил навести справки, как у самого перспективного для баб по возрасту:
- Вить, а мне местные голову не оторвут?
Теперь ржали все. Даже Серёга со слезящимися глазами, смеясь, налил себе рюмку.
- Тут девок этих, - пояснил Витька, - море. Ещё летом приезжают на отдых из области. А мужиков практически нет. И в Чёрном нет. И в Булдаково тоже нет. Так что гуляй. Мне они уже надоели. Только Таньку не тронь, нравится она мне. И Ольку. Их там три, так вот светленькую.
Я задумался.
- А сколько их там всего? Не Оль, а девок в целом?– задал  вопрос из области общих знаний.
- Да кто их считал? – снова заржали.
Я открыл пиво, и сделал несколько глотков. Та-ак, ситуация.
- И что, я с ними эти три дня… ну это?
- Ага, - ощерился дядька, и с этими, и другие были.
- А где? – я с сомнением оглядел домик.
- Да хер вас знает. Придёшь ночью, морда счастливая и задумчивая. Рюмку на ночь и спать.

Витька хлопнул рюмку.
- Ну чего, идём? Да не ссы, за три дня не растерзали и сейчас целым останешься. Деньги-то ещё остались?
- Деньги есть. А вот в ларьке пиво закончилось. Практически.
- Ничего, в район съездим, - деловито встал Виктор и подтянул штаны, - идём.
Когда мы вышли за калитку, я обомлел – все дамы были на каблуках. Как они умудрялись передвигаться по грунтовке с эпизодами щебня, я не понимал. Сейчас их было пятеро.
Они о чём-то тихо переговаривались.  Мы подошли к ним, поздоровались и молча двинулись в сторону ларька. Я на них не смотрел.
Сам чуть притормозил и окликнул Витьку. Подождав, когда девушки, оглядываясь, ушли вперёд метров на пятьдесят, я громким шёпотом спросил:
- Как их зовут?
Витёк усмехнулся:
- Крайние две – Оли.
- Справа или слева?
- Слева. Потом идёт Ирка, ты ей вчера стихи читал.
- Чего читал?
- Стихи.
- Это я понял. Чьи стихи?
- Я ебу? Наверное, свои, раз читал. Потом Машка. Дурочка, но хуй любит как мармелад. Ну и Танька. Расчёт окончен.
- Танька, это которая твоя?
- Это которая моя, - кивнул Виктор.
- Спасибо, друг! – часть позора я избежал. Осталось выяснить, сколько ещё осталось.

Девушки многозначительно остановились метрах в двадцати от ларька.
- Кому чего, девчат? – бодро спросил Витёк.
- Мы джин-тоник будем, - за всех ответила Ирина и сделала одухотворённое выражение лица. Видимо, отрабатывала вчерашние стихи.
- А сколько? – спросил я.
- Давай пару возьми, - ответил за них Виктор.
- А хватит? – засомневался я.
- Ты чего, за алкашей девчонок держишь? – нахмурился Витёк, - пусть сначала выпьют эти три литра.
Первая порция позора пошла: я принял количество баклаг за количество банок. Молча повернулся и направился к ларьку.
- И мне полтораху Оболони возьми, Лёх, - крикнул мне в спину Витька, - ну и себе чего-нибудь.
Спасибо, что разрешил.
А вот что взять себе, я толком не знал. Решив опроститься, я себе тоже взял баклагу Оболони, но двухлитровую – чтобы сразу обозначить более высокий социальный статус перед Витьком.
- Куда пойдём?
- Да давай пока вон там посидим.

***
- Ты уедешь, а мне здесь оставаться, - шептала Таня, уткнувшись мне в плечо, - Витька узнает – убьёт.
- Меня или тебя? – отрешённо спросил я. Сейчас мне было на всё плевать. Ничего не хотелось: я был в том состоянии, когда ватная расслабленность прижимает тебя к поверхности и мягко убаюкивает. Даже комары куда-то подевались – то ли были заняты чем-то более важным, то ли были настолько вежливы, что оставили нас в покое.
- Обоих, - ответила Татьяна и вздохнула.
- А я завтра уезжаю, - констатировал я факт.
- Вот и я про то же. Ты уедешь, а я останусь, - с грустью сказала девушка.
- А ты не говори никому, хорошо? – нашёл я выход из ситуации.
Девушка приподнялась и посмотрела мне в лицо:
- Лёшенька, это же деревня! Считай, уже все знают.
- Да? Хм… Оперативно. Давай, я номер твой запишу. Буду звонить во вторую и четвёртую субботу каждого месяца, и узнавать, жива ли ты?
- Запиши, - прошептала Татьяна, - восемь, девятьсот пятьдесят…
- Погоди, телефон найду, - перебил её я и стал искать брюки, валявшиеся где-то на полу.
- А почему вторую и четвёртую субботу?
- Ты будешь ждать моих звонков? – ушёл я от ответа. Вытащил телефон из кармана брюк, - диктуй.

Во вторую и четвёртую субботу каждого месяца я хожу в баню. Очень удобно – попарился с веничком, помылся и совесть поскоблил.

***
- Так привезёшь сына погостить?
Мы с дядькой шли к остановке. Я молчал. Что бы сделать паузу перед ответом, я полез за сигаретами.
- Ну, так как? – дядя Коля быль настойчив.
Я затянулся, выпустил дым и ответил:
- Знаешь, дядь Коль, в мае Пашка сочинение писал в школе. Пятерку получил.
- Молодец какой! А при чём здесь сочинение?
- Да там тема была – «Образ русского селения в литературе»
- И?
- Дело в том, что если бы он сюда приехал, то написал бы сочинение на замечательную такую двойку. Пусть на даче сидит. У него там друзья. А тут тоска и безнадёга.
Дядька хмыкнул.
-    Определение правильного толка…

Автобус подошёл сразу. Это был аппарат советских времён, и было ощущение, что жизнь ему продлевают потусторонние силы. Обречённо перекосившись, он открыл двери. Никто не вышел, но я увидел злые взгляды пассажиров, с трудом теснившихся вместе с ручной кладью грузового формата.
Попрощавшись с родственником, я залез на первую ступеньку. За мной  закрылись двери, и я о них опёрся спиной. Осторожными движениями сапёра с трудом достал плеер. Воткнул уши, нажал «play». Заныл Летов.

Праздник кончился добрые люди
Второпях надевают кальсоны
Начиняют младенцами самок
Примеряют условные лица…

***
Через месяц я позвонил Татьяне.
- Ты жива?
- Я беременна!
- Рад, что у тебя всё хорошо.