“I put a spell on you
Because you’re mine”
S’J Hawkins

Уже много часов, дней и даже месяцев (а может и лет) в голове перебирались буквы, слова и предложения, расставлялись по своим местам, менялись или просто выбрасывались и забывались.
Не сочинялись, не придумывались, а просто путём непрерывного перебора отбирались нужные, правильные.
И как-то сразу нашлось название этой ещё не разобранной куче слов и знаков препинания.
Не то, что напечатано в начале первого абзаца. Другое.
И я как-то привык к нему. И оно даже как-то направляло меня, когда сбивался с ритма и дороги.
А потом что-то пошло не так. Что-то в нём стало раздражать. Как будто в аккорде одна нота взята неправильно.
То есть полки и батальоны, собранные под этим знаменем, отказались ему присягать.
Я огляделся по сторонам, и оказалось, что это знамя уже давно реет на далёкой вершине.
И только я со своей убогой близорукостью в своё время его не разглядел, хотя тень от него возможно и достала до меня. Очевидно, она то и навела смуту на тихой хуторской завалинке.
И оставаясь в этой тени название я поменял.

“Баба мстит лишь за то, что не взял,
что не принял любовь.”
А.Башлачёв

Пронёсшаяся по планете пандемия навела шороху. Кто-то умер, кто-то разорился, а кто-то совсем нюх потерял, не чувствуя приторной сладости липового цвета, дымной горечи молотого кофе, взрывающего мужской мозг дурманящего женского аромата.

Разнотравье

В начале лета заехали на геологическую практику в предгорьях Северного Кавказа. Человек двести студентов и преподавателей - будим бродить по горным речкам, описывая скалы, осыпи, найденные минералы, а особо продвинутые ещё и замеряя на маршруте гравиметром земное притяжение. Лагерь из четырёхместных армейских палаток на берегу речки занял всю поляну, размером с футбольное поле.

Наш полевой геофизический квартет провёл перед выездом серьёзную подготовительную работу. Скинулись деньгами и во-первых, с оказией закупились в столице чемоданом приличных сигарет: Визит, Друг, Опал, БТ и прочее. Во-вторых, однокурсник привёз из станичного винсовхоза алюминиевую канистру спирта, семь литров. Ну и на десерт новые японские нейлоновые струны на мой Orfeus.

В первый же вечер, конечно, дали жару, разбавляя и запивая горной родниковой водой; цивильный табачный дым коромыслом; ритуальные хоровые танцы под “She’s got it. Yeah baby, she’s got it.”

Весь следующий день остывали, бредя по колена в воде какого-то Дона (здесь все речки кончаются на дон), а вернувшись на базу получили удар под дых, а может и ещё ниже.
Дежурный преподаватель при обходе лагеря обнаружил в палатке нашу заветную канистру. И её конфисковали.

Конечно, от жажды мы не помрём. Но трубы то горят.
И вот уже отважные следопыты двинули в соседнее село за аракой, вонючей кукурузной самогонкой. Но...
Как говорил товарищ Саахов: - Слушай, обидно, клянусь, обидно, ну...

Именно в этот немного грустный вечер я услышал из чьего-то магнитофона песенку, которая с моей лёгкой руки стала суперпопулярна в нашем лагере.

“Словно плыл рекой широкой,
Словно плыл рекой широкой,
И на самой середине
Унесла волна весло”.

А через пару дней после такого нескучного дебюта подходит ко мне кореш из нашего гео-квартета с приглашением на посиделки в девичьей темнице (электричества в палатках нет). Кто-то, он не в курсе кто, попросил через его подружку ангажировать меня на этот поздний летний вечер.
“Я к вам пишу - чего же боле…”

Палатки пацанов окружали лагерь по периметру, девичьи кучковались в центре.
После звёздного ночного неба в мизансцене вечернего раута разобрался не сразу.
Одинокая свеча на фанерном ящике в центре.
Несколько девчонок кружком на кроватях, между ними затесался наш “crazy diamond” Димон.
Тут же на ящике початая бутылка кагора и рюмочки в напёрсток величиной.
Сладкое тягучее церковное вино и пара раскуренных ароматных сигарет “Золотое руно” (что смалит кореш - сделаем вид, что не заметили) создают внутри атмосферу будуара Шахерезады.
Мне весело уступили место и усадили рядом с незнакомкой. Раньше, конечно, её видел, но и только - их на курсе больше сотни. Потом несколько вечеров провели вместе в этой компании, чередуя палаточные посиделки с костром у реки.
Мы с Димоном, конечно, весельчаки ещё те. Нет, за стаканом ещё можно чего-нибудь выдать под гитару. Но миллион прочитанных умных книжек в такой интимной обстановке почему-то в плюс не идёт, скорее наоборот. А всё-таки пригласили почему-то именно нас.

Девчонка была симпатичная. Но мне балбесу чего-то не хватало.
Это теперь только пришло понимание, на сколько это была эксклюзивная штучка.
Стройная, с римским носом, рыжие волосы с короткой стрижкой “пикси”.
Всё в стиле Одри Хепберн из “Римских каникул”.
Только вот Грегори Пека из меня не вышло, хотя и брюки белые были и шляпа.
У итальянского «Matia Bazar» есть известная песня “Vacanze Romane” - “От тебя пахнет римскими каникулами...”

Её рыжим ароматом было скошенное луговое цветочное разнотравье.
В книжках про такое читал. В деревне у бабки на сеновале спал. Сам с дедом на лугах косил.
А тут рыжая копна волос и никаких тебе духов.

Только надоели мне эти вечерние посиделки, и я пригласил её к себе в палаццо.
Своих коллег по гео-квартету поставил перед фактом, что в следующую ночь им представляется полная свобода в выборе места ночлега - в нашей палатке места нет.

Ну, а ночью пошли цыганские разводы по Высоцкому.
“Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята!”

Её наряд походил на костюм астронавта, только без шлема.
Герметичность такая, что не только мне, святому духу не пробраться.
Хорошо, что хотя бы её с золотым отливом кудри позволяли наслаждаться свежим земным ароматом.
Но если это ночь для поцелуев, то я точно не Леонид Ильич.
А разговоры разговаривать - у меня уже словарный запас на букву л заканчивается.

И тут она шепчет мне в ухо: - А хочешь французский поцелуй...
А кто ж его не хочет - отвечаю, хотя сам ни малейшего представления не имею, о чём идёт речь.
Фильм то с таким названием вышел только через двадцать лет.
И оказалось, что звёздной ночью в палатке на берегу какого-то Дона был вовсе не французский поцелуй.
И это был совсем не поцелуй, и тем более не французский.
Девчонка была русская, и ароматы были наши луговые цветочные.

В оставшиеся дни и ночи геологической практики наши отношения, не обретя бурной маниакальной страсти, стали вянуть и засыхать, как скошенное луговое разнотравье под жарким южным солнцем. Букет не сложился.
Остался только дурманящий аромат рыжих волос.

Между тем, в первый учебный день сентября один из участников нашего гео-квартета пригласил остальных к себе домой. Где его отец, профессор нашего института, произнёс перед нами небольшой спич. Главной в котором была теза, что геофизики в геологоразведке, это как кавалергарды в русской армии, и поэтому пить должны вкусный коньяк со звёздами, или, в крайнем случае, с игривыми дамами игристое шампанское.
И вернул нам конфискованную канистру. С вонючим спиртом.
Через неделю мы уехали в совхоз на сбор винограда, где выданный конфискат и был использован по своему прямому назначению. И даже запаха не осталось.


Ванильная сдоба

“I saw the light on the night I passed by her window”
“Delilah” Tom Jones

Где-то к середине своей студенческой жизни я стал уже заядлым меломаном, значительно разбавив свои увлечения рок-музыкой и джазом, и даже классикой. Конечно, в моей коллекции виниловых пластинок фирменных западных дисков было мало, на стипендию особо не развернёшься. Поэтому основная часть фонотеки была на магнитофонной плёнке, на бобинах с двухсторонней записью по сорок пять минут с каждой стороны. Главным источником этих записей была студия в центре города в подвале в переулке у дома местного правительства. За десять рублей на бабину записывали два виниловых диска. Называлась эта явка “У Салмана”. Особо шустрые граждане потом ещё за несколько рублей давали желающим переписать с таких кассет на свои. Я в таких деловых никогда не был, и всем знакомым давал тиражировать свою коллекцию.

А тут по дороге в институт решил зайти к соседскому пацану, который уже пару недель не возвращает несколько кассет. Школяр был из начинающих меломанов и пока дошёл только до битлов.
Из-за обитой дерматином двери звонок был почти не слышен, поэтому пришлось жать раза три-четыре.
Дверь открыла тётя Зоя, “ничего себе такая” дама лет под сорок. Она работала в медицине и очевидно только недавно вернулась с ночного дежурства.
Из кухни дыхнуло густым горячим ароматом свежей сдобы, ванили, корицы и всего такого пасхального.
А я поплыл. Нет, я как будто нырнул на глубину.
Нос забили густые запахи, уши заложило, перед глазами всё помутнело, словно очки замазали каким-то маслом.
Я онемел. Она ждала, медленно хлопая ресницами засыпающих глаз, одной рукой собирая полы светлого халата, другой подбивая растрёпанную пышную причёску.
Набрав в лёгкие воздуха, сделал шаг вперёд и выпал в осадок.

Дальнейшие события реконструкции поддаются слабо, так как нейронные связи и химические реакции в мозгу пошли по каким-то новым, ещё не ведомым мне законам.
Молочные реки, кисельные берега...
То я кружу между двух бледно-розовых холмов, тщетно пытаясь взобраться и удержаться на их вершинах.
То тащусь широкой долиной в какие-то райские кущи, бредя, блудя и заблуждаясь там окончательно.
То что-то тёплое и мягкое, вроде облака, опускаясь откуда-то сверху, наваливается и обволакивает меня, не давая дышать.

Очнулся я уже на алее городского парка, ведущей в сторону института. Я всё пытался вдохнуть свежий парковый кислород, но ванильная сдоба, набившись во все клетки моего организма, прилипла словно жвачка “Love Is” к полукедам.
На выходе из парка ноги почему-то пошли в другую сторону и вывили меня через мост к гастроному.
Там я почти машинально купил бутылку портвейна и, прихватив в автомате для газировки гранённый стакан, двинул обратным курсом.
В сквере выбрал скамейку с видом на alma-mater, где и приземлился, выдохнув до последней углеродной молекулы: - Твою ж мать!

Достав из портфеля пару дежурных шоколадных “Мишек на лесоповале”, нарезал их ни кусочки своим штатным ножиком. Потом, открыв бутылку, налил на три пальца портвейну и не чокаясь опорожнил стакан.

Как там поёт наш английский пролетарий Том Джонс: - Я увидел свет, проходя мимо твоего окна…
А потом, когда она открыла дверь, он достал свой ножик…
И кончилось всё плохо…
Далила!

Так и у нас все реальные пацаны, меняя женщин, как перчатки, про свой ножик на кармане не забывали. И Есенин, и Высоцкий. А Александр Сергеевич – так и вовсе свой пистоль фирмы Le Page при случае доставал.

Откуда мне достался мой козырный раскладной нож уже и не помню. Чёрная лакированная ручка в виде обнажённой женской фигуры, держащей руками на голове шар, из которого торчало лезвие. Одна половина ручки крутилась вокруг этого шара, убирая и доставая стальное жало.
Этот нож у меня долго выпрашивал сосед Вовка Белый. Первая ходка у него была по малолетке за пивной ларёк. В промежутках, пока был дома, брал книжки с приключениями и всё засматривался на ножик. По соседям он не безобразничал, но здесь воровская душа не удержалась. Залез к нам через чердак и ножик спёр!

Налил ещё на три пальца.
А тут подошла Натали, сбежала с лекций.
Закуску со мной разделила, пить не стала, протараторила мне последние новости и убежала.

Но главное, своим букетом цветочных духов развеяла мою ванильную сдобу.
Хотя нейронные связи остались.

А соседский пацанчик, перейдя с респектабельных The Beatles на хулиганистый Slade и гламурный Alice Cooper, повода для продолжения этой истории больше не давал.

Корвалол

Когда морские бродяги сходят на берег и сбиваются в кучу не меньше двух - это весело. Дня три. А дальше наступает тяжёлая повинность (корень - вино, синоним - водка). И чтобы вырулить из этой кривой колеи нужна женщина, минимум - одна, максимум - каждому. Эту нехитрую аксиому я вывел для себя в первый же год моих скитаний по холодным северо-восточным морям.
Только проблема была в том, что сходил на берег я то в Магадане, то в Корсакове, а то и вовсе в каком-нибудь Де-Кастри, где решение этой задачи всегда наталкивалось на кучу всяких объективных и субъективных трудностей.
Поэтому дома в межрейсовый период, устав от черно-белых пацанских загулов, я иногда прибивался к компании женатых пароходских сотоварищей.
Несколько семейных пар плюс парочка таких как я самоходов. Цивильные посиделки (иногда на природе) с домашними салатиками и лёгким вином благоприятно сказывались на печени и нервной системе выброшенного на берег морского млекопитающего.
Компания с удовольствием принимала непарного неокольцованого вольноопределяющегося. Дамы получали новый объект для нравоучений и шуток, их мужики в это время получали возможность накатить нелишнюю рюмку.
Я всё это воспринимал как какой-то театральный капустник, стараясь поддерживать непринуждённую обстановку.
К тому же дамы с моим присутствием получили возможность заняться исконно любимым женским хобби - искать для меня пару среди своих одиноких подруг. Но в этом деле результат был не важен, главное - процесс. И я без напряга играл в эту азартную игру со всеми козырями на руках, поэтому до моего велюрового дивана ни одна из претенденток так и не добралась.

А тут сошёл на берег в порту приписки после многомесячного отсутствия (рейс, отгулы на материке, ещё рейс) и всё пошло по накатанной дорожке. В первом акте пиво с корюшкой, во втором коньяк под что под руку попало. Навалились с корешами на зелёного змея со всей душевной силой, с некоторыми ведь почти год шли разными курсами, кто во льдах, кто в тропиках. А кое-кого и потеряли по дороге - один из окольцованных бродяг на заходе так и не смог выйти живым из этой лютой схватки со змеем.

И вот где-то по прошествии разгульной недели, оценив, наверное, трезвым сторонним взглядом моё состояние вылавливает меня из этого омута боевой товарищ. И приглашает к себе домой на семейный ужин. И только я с двумя бутылками появился у них в прихожей, как его жена объявила, что мы все идём в гости к молодой вдовушке, тем более что сегодня какой-то то ли медовый, то ли яблочный спас, а её полугодовой траур пора заканчивать.

Оказалось, что этот для меня внезапный визит дамами был предварительно обговорен, и уже были готовы и оливье, и селёдка под шубой, и даже жаренный с овощами палтус. И мои Tokaji и Jack Daniel’s в этот план тоже были включены.
Конечно, для такого стола одной бутылки виски было маловато, но дамы меня вежливо обматерили и, направляя энергию в нужное русло, дали в руки шестиструнный инструмент.

“Заходите к нам на огонёк...
В этот вечер я так одинок...
...налей, сынок” (из А.Розенбаума)

“У неё всё своё - и бельё, и жильё” (из В.Высоцкого)

Короче, дело к ночи, гости засобирались домой - дети с бабушкой, пора спать укладывать. Я, естественно, за ними. И тут в прихожей прилетает мне в бок дамский кулачок - у тебя дома ни детей, ни тёщи, сегодня вечером укладываться будешь здесь.
И пока мой преферансный мозг начинает перебирать расклады и гадать, а что же в прикупе, молодая вдова приносит мне халат и банное полотенце. Дама пик и вист кабальный.

Дальше всё пошло по накатанной, тихо-мирно, без голого экстремизма, только меня почему-то стал преследовать какой-то медицинский запах, то ли карвалола, то ли валерьянки. И перебил его только утренний кофе.

Потом гуляли в городском лесопарке, потом мороженное с шампанским, потом вечерний ресторан, потом халат и банное полотенце. И снова этот странный запах в моей голове, как у мартовского кота.

И хотя я начитался всяких умных книжек, вроде “Идиота” Достоевского, и слушаю иногда мудрёную музыку, вроде “Картинок с выставки” Мусоргского, но земноводный бродяга засел в меня крепко и глубоко. И уйти после всего посреди ночи мне ничего не стоит, как и прийти за полночь без звонков и телеграмм.
А несколько капель тепла - это не жадность, это всё, что было...

Короче, утром я уехал на стоящий в порту полупустой пароход, из науки никого, только судовая вахта.
Финская парилка и ванна с морской водой очистили душу и тело, а флотский борщ с чесноком на камбузе обнулил все сухопутные запахи и ароматы.
Через раскрытый иллюминатор в каюту доносились резкие крики дерущихся на мусорном баке чаек и какая-то забойная музыка из магнитолы стоящего у трапа вахтенного матроса.

“Somethin’In My Mouth” (Sex’n’Jazz) - Gare Du Nord

Кажется Мэрилин Монро, на вопрос, а в чём вы спите, в пижаме или ночной рубашке, ответила – в “Chanel №5”.

“Poison”

Поехал в командировку, так, проветриться.
Пил беспросветно, как сапожник.
Познакомили друзья на её дне рождения.
Двое суток колобродили, даже пить устал.
На третий день мне улетать - предложил ей выйти замуж.
Согласилась.
Я улетел на остров.
Недели две оформляла пропуск в погранзону.
Пил с просветами, как морской геофизик.
В просветах бегал на переговорный пункт - разница во времени восемь часов.
Прилетела с огромным бежевым чемоданом. Я с красными розами.
На следующий день в ЗАГС.
Заявление подали. Приходите через месяц...
Я из кармана бумагу из отдела кадров.
Срочно ухожу в заграничный рейс на полгода. Ждать - не вариант.
Ладно. Приходите к концу рабочего дня.
Дали пригласительный в салон для новобрачных. Да ну его.
Сначала в ресторан - по шампанскому.
Потом в ювелирный - по колечку.
Потом в Альбатрос, валютный магазин для моряков.
Французских духов - хоть залейся.
Духи дамские, а дышать то кавалеру!
Сам выбрал аромат - знойный и завораживающий, как женщина.
В ЗАГС подъехал кореш с барышней. И никаких Мендельсонов.
Вечером в кабаке все пароходские бродяги с подругами мешали водку с шампанским и пили до дна.

Следующие тридцать лет так и прожил с этим дурманом.
Каждый день рождения новый флакон тех же духов.

Потом её не стало.
Но запах остался.
На подушке, в спальне, в доме, в голове.

Потом я потерялся.
Во сне.
Я терялся в Москве и Мурманске, терялся в Бомбее и Сайгоне.
Я терялся в огромных аэропортах и на маленьких автовокзалах.
Я терял паспорт, билет, ключ и телефон.
Я забывал номер трамвая, номер дома, номер квартиры.
Других снов не было, или такие или кромешная тьма.

А потом приехала другая.
И поменяла духи, подушку и рингтон на телефоне.
И я нашёлся.
Разве есть ещё что-нибудь в этом мире кроме...

Голубая бухта 2025