- Ваш любимый поэт?
- Владимир Владимирович Маяковский.
- Ваш любимый писатель?
- Владимир Владимирович Набоков.
- Ваш любимый политик?
- Ну хорош уже прикалываться…

анекдот

Сижу вечером дома, вдруг – звонок в дверь. А я никого не жду. Иду открывать, а на языке уже «пошолфпесду» вертится – поди, опять рязанскую картошку предлагать будут… Открываю – батюшки-светы!
Путин. Лично! И видно, что не в духе – мрачнее тучи стоит.
Ну, все, думаю, Миха. Доигрался ты – со статейкими своими заказными, с шуточками в интернете в адрес уважаемых людей… Раз уж Сам за тобой пришел – понимай, что светит тебе теперь… светит… да ничего тебе больше не светит вообще. И дрожь в коленках такая противная, подгибаются прямо.
Смотрит Путин – а глаз у него светлый, режущий – и состояние это мое, вижу, понимает хорошо. Шагает через порог, руку подает, все честь по чести, и говорит по-простецки так, будто сосед Борька из 15-й квартиры:



Премьер-министру – как откажешь? Присаживайтесь, говорю, Владимир Владимирович, холодильник открываю (а там очень кстати «Путинка» едва початая притаилась, в инее вся) и наливаю – не сорок даже, а все пятьдесят. Ну и себе, разумеется. Шпроты достал, шаурмы половинку – не каждый день такой гость за столом. Выпили. Закусили. Хорошо пошла.
Закурили, смотрю – сидит Путин грустный, будто и не выпил вовсе. Смотрит в скатерть, соринки какие-то пальцем колупает… И точно бритвой меня по сердцу кто резанул! Как же так, думаю: нас, разъебаев, 140 миллионов, а он один за всех в Кремле думает, ночами не спит, лица человеческого не видит. Он, может, в кои веки раз вырвался, к простому человеку зашел, не побрезговал, а я ему – стопку водки и огрызок шаурмы?! А поговорить?
- Да не кручинься ты, - говорю ему, как родному, - Володька, перемелется – мука будет… С выходом из кризиса я тебе, конечно, не помогу, международные отношения тоже тово… не отрегулирую, а вот личным рецептом, хочешь, поделюсь? Я, когда на душе муторно, всегда стихи пишу – помогает. Вот и ты бы, чем тосковать, отжог бы чего… поэму – не поэму, а хоть частушку, или там мадригал! Ямбом, для начала. Под вторую-то, а? У нас на Ресурсе конкурс как раз, глядишь, чего и выиграем…
И наливаю ему, конечно.
Поднимает глаза, вижу – сердится.



- Отчего ж не хотите, - говорю, - Владимир Владимирович? У нас там в КК демократия суверенная, и вертикаль власти есть – все, как вы любите. Выложим отдельным креативом, честь по чести. Каменты, думаю, будут одобрительные, чай, вы аффтар известный, не школота – шесть звездей, думаю, обеспечено. А повезет, так и литпремию отхватите…
Убедил. Улыбнулся премьер: литпремию, говоришь, ямбом отхвачу? Махнул вторую стопку, задумался на секунду – да как выдаст!



Я не удержался – зааплодировал прям. И Путин, вижу, оттаял, шпротины в рот кидает, а у меня прям душа поет: в рыбе же – фосфор! Он не только для государственной деятельности, он и для поэтов очень полезный. Вот я удочку и закидываю:
- А хореем, Владимир Владимирович, могете?
- А третью нальешь? – усмехается. И, пока я разливаю, почти без раздумий декламировать начинает.



Зря не подумал! Кривобокий хорейчик-то у него вышел. О чем я тут же и заявляю, без обиняков:
- Не хорей это, а хуерей какой-то. Эх, нет на вас Доктора Верховцева, он бы вам живо объяснил, как хореи слагать…
Эх, и ляпнул же я с двух рюмок – и кому! Вижу, мобилу достает, звонит, а глаза – прям как лед сделались…
- Пятый? Доктор Верховцев. Паспортные данные, адрес фактического проживания, IP, родственников – всех, привлекался ли ранее…
Ну, все – подставил я коллегу на ровном месте по полной. Надо выручать! И перехватываю я руку Путина, мобилу мягонько так забираю, вместо нее – рюмку в побелевшие пальцы вкладываю и говорю задушевно:
- Все, все… нету никакого Верховцева, и не было никогда, пошутил я… не серчай… давай лучше по третьей, камрад…
Выпили, слава тебе господи. (Мобилу я под стол бросил, голос из нее квакает, по ноткам судя – не меньше чем генерал-полковничий). Сидим, дуемся друг на дружку, молчим. Минуты тянутся. Наконец Путин – вот же отходчивый человек! – ворчливо так говорит, будто и не мне:
- Если хочешь знать, я и дактилем могу… слухай…



И снова не ахти вышло, но я – что? Я – хвалить да разливать, но тут новая незадача: вышло нам капель по двадцать шесть, и бутылка пустая. А в магазин и бежать нечего, одиннадцатый час, не продадут – постановление Правительства. Вот беда некстати! Только разговорились по душам…
Ну, выпили по последней. И вижу я – Путин на меня прищуривается, да так лукаво, будто в самую середку целит – ну, щаз отмочит что-нибудь эдакое. И ведь как чувствовал я!



Вот как тут быть?! Скажешь «нет» - обидится человек, уйдет, скажешь «есть» - недолго и на строгач под фанфары загреметь. И ведь есть у меня, есть, вчера только взял граммулю, хороший такой, цельный камень. Соврать? Но если Путину не верить – кому тогда и верить? Решено, иду ва-банк!
- Есть, Владимир Владимирович! А у вас – кредитки не найдется ли, побить?
Рассмеялся премьер, и, словно факир, из нагрудного кармана на стол выкладывает – карточку и трубочку, готовую уже. И трубочка у него не мажорская, не из 500 евро (а ведь мог бы себе позволить), а самая правильная, пацанская – из 2-долларовой счастливой бумажки, и оба кончика здорово поюзаны уже… И об этом человеке я плохо думал?!
В раскаянии побил я, не скупясь, половину камня, распилил меленько. Две могилки нарисовал – себе и Путину (меня так учили: горизонтальную дорожку креста – в правую ноздрю, вертикальную – в левую, а холмик – сами понимаете, в десна втереть). Вижу, и премьеру такая раскладка нравится – трубочку держит наготове… Э-эха! Только бы не чихнуть!
Ну и вштырило! Гляжу – и Путин счастливый сидит, знать, попустила его думка государственная. Говорит:
- Ну, бумагомарака, за такое угощение – бонус тебе. Амфибрахием мадригал отожгу – хочешь? Тада записывай…



Уж там амфибрахий, не амфибрахий, а хорошо вышло. Я варенья с водой развел, сладенького. Душевно сидим. Только вижу, Владимир все на свой Patek Philippe поглядывает, ну и на остаток камня – тоже. Спрашиваю:
- Торопишься?
- Так полночь, - говорит, - скоро, а дома – жена, дочки… На такси с моей работой не разъездишься, на метро бы успеть надо…
- Понимаю, - говорю, - давай я остатки побью, на легкий шаг ноги. А ты пока, раз уж у нас вечер поэтический вышел, придумай последнюю частушку – теперь анапестом. ОК? И закроем обе темы разом…
Побил я, хотел сперва медведя выложить, но усомнился чего-то. Выложил стилизованный государственный герб. Убрали его: мне левая голова досталась, и лапа со скипетром, среднюю башку по братски – в десна, а у премьера уже и частушка готова:



Прочитал и засобирался.
- Будет время – заглядывай еще, - говорю. – А с текстами, как и договорились – на конкурс выложим. Только имейте в виду, соискатели там серьезные будут: Прозектор, Доктор Верховцев тот самый, Сотона, не к ночи будь помянут. Так что, если денежки не выиграете – уж без обид.
Повернулся Владимир Владимирович ко мне с порога – улыбается вроде, но чую, говорит вполне серьезно:



На том и простились.


По какому случаю и хочу я обратиться к жюри конкурса.
Вы, конечно, ребята начитанные, с хорошим литературным вкусом и проч. А стихи, присланные моим номинантом, может, и не по всем пунктам безупречны. И есть, есть у вас соискатели куда более достойные. Профессионалы.
Но реально – не губите пацанов.
Деньги – они что? Прах и тлен. Сегодня есть, завтра нет, послезавтра новых наворуют. А тут, если этого кандидата засудить, уже не о деньгах речь пойдет. Тут все серьезнее – честь задета будет. Деньгами не откупишься.
А за бабки не переживайте. Мне отдайте, а победитель, как прочтет на Главной итоги конкурса, сразу ко мне и заглянет, адрес он записал. А уж я все до копейки передам, по чеснаку, я ж не лох какой, чтоб эти бабки, скажем, пропить, или на тёлок там потратить, на кабаки. Разве что камней пару куплю, победу отметить.
За это Он, имхую, на меня не обидится. Ему-то самому взять негде, так?