Свобода. Пьянящая и сносящая крышу. Свобода, внезапно разрушившая оковы, в которых я находился 35 лет. Свобода, ради которой я готов умереть. Умереть, не задумываясь, не сомневаясь. Свобода.

Всё началось сегодня утром. Утром я начал путь к свободе, сегодня я разорвал первые путы своего рабского существования. Спасибо за это моему шефу, пусть земля ему будет пухом, как говорится. Я три года работал на эту самодовольную свинью, купившую недавно дачу в Чехии и говорящую, что нет средств, чтобы повысить мне зарплату. Мне надаело занимать деньги от зарплаты до зарплаты, надаело выплачивать кредит за поддержанную, пылящуюся в гараже Тойоту. Надаело. Я пришел к шефу с цифрами. С цифрами, которые показывали, что дачу для шефа заработал именно я, что я достоин повышения, хорошего повышения, которое он мне обещал при устройстве на работу. Утром жена сказала, что если мне не повысят зарплату, она заберет сына и уедет к матери, что она устала тесниться в полуторке, которую мы снимаем, что устала отказывать себе во всем. Я надеялся, что шеф услышит меня. Поймет. Хрен там. Он завёл любимую песню, что ожидал от меня большего, что я не оправдал его ожиданий, что я хреновый работник. Внезапно злость накрыла меня с головой. Сколько раз я слышал эти слова? Сколько раз ты врал мне в лицо, сука? Я рывком преодолел расстояние, разделяющее нас. Шеф прислушивался к мнению психологов и никогда не проводил приватные беседы за столом, который бы разделял собеседников. Кресла под углом друг к другу и столик, на который можно поставить чай, кофе, пирожное. Либо коньяк и водку с легкой закуской. В зависимости от ситуации. Глаза шефа успели расшириться, он раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но костяшки моих пальцев уже раздробили кадык шефа. Он смотрел на меня выпученными глазами и булькал, говорить он не мог. В течение мгновения, которое растянулась для меня неожиданным образом, я схватил со столика длинную металлическую ручку, чей-то подарок шефу, и со всей силы всадил её ему в  глаз. Он засипел, на меня брызнула кровь. Руки действовали самостоятельно, как когда-то  меня учили в секции по унибосу, они схватили голову шефа снизу, выдернули ее немного вверх и резко повернули. Захрустели шейные позвонки. Всё. Меня била крупная дрожь. На тело навалилась внезапная слабость. Кабинет шефа звуконепроницаем, он специально так сделал, чтобы можно было приглашать в кабинет секретаршу, девочек на собеседование или девочек на ковёр. Ковёр, кстати был очень удобным, судя по рассказам девочек, которые на нём отчитывались перед шефом о проделанной работе и получали за допущенные ошибки. Я пошел к бару налил полстакана водки. Выпил. Налил еще полстакана. Выпил. Тело начало наполняться теплом, в голове начало проясняться. Что я натворил? Что теперь будет? Арест? Камера? Суд? Зона? Не хочу!!! И вдруг оно накатило на меня. Ощущение полной свободы, ощущение силы, сладкое наслаждение от совершенного. Я купался в накатываемых на меня волнах дикого наслаждения. Я не червяк, не слабак, я смог это сделать. То о чем мечтал, наверное, с самого детства. Я наказал своего обидчика. Человека, который вытирал об меня ноги три года. Я сделал это! Вдруг неизвестно откуда в голову пришла настойчивая мысль, что долги нужно платить. Долги делают нас несвободными. Долги делают нас несчастливыми. Долги делают нас рабами. Сегодня я отдам большинство своих долгов. Ножом я выколупнул дозатор из бутылки и отхлебнул прямо из горла. Свобода. Здравствуй, свобода!

В приемной навстречу мне двинулась секретарша шефа, она хотела зайти в кабинет. Так. Эта сука, которая спала с шефом, на одном корпоративе попыталась затащить в постель меня. На что получила вежливый отказ, за что меня и невзлюбила. При каждом удобном случае она пыталась меня подковырнуть, шептала гадости на ушко шефу и своим подружкам. Троечка прошла быстро и мощно. Прямой ломающий нос, боковой ломающий челюсть и апперкот выбивающий дыхание из солнечного сплетения. Ее тело, отлетающее от ударов, медленнее моих рук. Поэтому все три достигают цели. Она пыталась кричать. Но что с того? Она кричала, изображая оргазмы, и ее никто не слышал. Не услышат её и теперь. В ее глазах плещется ужас. Лоск и холеность сметены животным желанием выжить. Я расстёгиваю ширинку. Она начинает возиться с юбкой и трусиками, дура, думает, я собираюсь ее трахнуть. Даже сейчас со сломанным носом и челюстью, захлёбываясь кровью и визжа, как свинья под ножом, от боли, она пытается спасти свою жизнь, просто подставив свою вечно готовую к ебле пизду. Шалава. Жёлтая струя бьет ей в лицо, смешивается с кровью, булькает … Какая она жалкая, эта еще недавно холёная сучка. Какая жалкая.  Поднимаю правую ногу к груди и с резким выдохом направляю удар в её горло. Свобода. Свобода,  я люблю тебя. В столике у сучки всегда лежат деньги на представительские расходы, в кабинете шефа сейф в котором всегда есть бабки на «мелкие расходы».  Выхожу  из приемной с сумкой от ноутбука наполненной деньгами, захватив со стола яблоко и нож, которым красавица секретарша разрезала яблочки и груши для шефа.

Шеф специально сделал отдельный вход в свой кабинет, чтобы народ не видел, кто к нему приезжает, кто от него уезжает. И теперь это играет мне на руку. Закрыв дверь на ключ, и повесив табличку «Не беспокоить», я ухожу на автостоянку. Теперь можно быть уверенным, что в кабинет не скоро войдут. Шеф любил выпадать из деловой жизни, никто ничего не заподозрит часов до 12 ночи. Потом может поднять шум супруга шефа. А значит у меня вагон времени.
Сажусь за руль своей служебной «Хонды». Внутри напряжение и ощущение безнаказанности одновременно, хочется сбросить напряжение и водка подсказывает, как я могу это сделать. Педаль газа до полика, и я лечу, перестраиваясь из ряда в ряд, обгоняя. И вижу, как выскакивает гаишник, своей полосатой палочкой приказывая мне остановиться. Торможу. Гаишник представляется и ведет меня в машину к своему напарнику. Начинается наш разговор, старлей сразу понимает, что я пил. Видно, как в его глазах загорелся хищный огонёк. Он просчитывает, сколько сможет срубить с меня бабла. Начинает долго что-то жевать, просит подуть в трубочку. Его радость становится еще больше, когда он видит результат. Спрашивает, что мы будем делать. А какие есть альтернативы, спрашиваю я. Сколько? Пятьсот гринов? –удивляюсь.  Ну да, а по новым законам я могу лишиться прав. Всё понятно. Рука нащупывает в кармане плаща фруктовый нож секретарши. Напарник гаишника находится метрах в 15 от машины и смотрит в другую сторону. Беру нож правой рукой обратным хватом. Левой бросаю под ноги старлея бабки, он склоняет голову, чтобы посмотреть и … хватается за глотку из который фонтаном бьет кровь.  Алая артериальная кровь. Свобода, я обожаю тебя. Сколько раз я мечтал наказать этих дорожных пауков, сосущих и сосущих кровь. Моя мечта исполнилась. Спасибо, свобода. Втыкаю нож в глаз, так легче всего добраться до мозга. Выхватываю пистолет из кобуры, руки действуют сами. Снимают с предохранителя, засылают патрон в патронник. Я приближаюсь к второму гаишнику, он начинает оборачиваться и получают пулю в область груди, вторую в голову … Красный цвет, цвет сегодняшнего дня. Еще будучи пионером, я любил этот цвет. Я поклонялся знамени цвета крови, и сегодня я пронесу это знамя по нашему городу.

    Теперь я еду медленнее. Куда? Я должен отдать долги. Вспоминаю, одноклассника Вася Владимиров. Амбал, который не смог победить меня в честной драке и который подошел в раздевалке сзади и пнул меня между ног. Я десять минут извивался на кафельном полу, мне было очень больно. Сука.  Недавно встретил Васю в магазине, где он работает грузчиком. Это совсем недалеко. Паркуюсь недалеко от черного входа, захожу в подсобку. Здравствуй, Вася! Стреляю куда-то в пах. Жду, когда в глаза вернется осмысленность и стреляю в голову. Смотрю на содержимое его головы. Нда… а мозги, оказывается у него были. Надо же, а я сомневался. Разворачиваюсь и ухожу.  Свобода – это когда ты никому не должен. Еду к соседу, инвалид, который живёт от пенсии до пенсии, государству насрать, что он воспитывает двоих детей. Насрать, что ему нужно пятнадцать штук зеленых на операцию. Когда-то он спас меня от суицида, выслушал мой пьяный бред. Успокоил.  Пакет с пятнадцатью штуками  из сумки отдаю дочке соседа, которая открыла дверь. Долги нужно платить. Кто следующий? Покупаю билет до Москвы, вылет через два часа. У меня есть еще час. Успею посетить еще троих, кому я должен  заплатить по счетам.  Заезжаю к своей старенькой учительнице, всегда хотел сделать ей подарок. За её внимание и заботу, за её нервы, которые я потратил, за её доброту.  Что я могу для нее сделать?  Букет цветов, коробка конфет. И главное слова, слова благодарности, которые я должен был сказать еще двадцать лет назад. Теперь Терентий. Мне было 15, ему 25, когда ему понравился мой шарфик. Мохеровый шарфик, который ему хотелось пропить. Я должен отдать долг и ему. Звоню однокласснику, который до сих пор живёт на нашем районе. Спрашиваю, как можно найти Терентия и узнаю, что он уже пять лет, как похоронен. Судьба опередила меня. Как жаль. А мне так хотелось послужить ее орудием. Следующий  мой старый друг. Друг, который увёл у меня любимую девушку, которую вскоре бросил. Который избил меня со  своими приятелями и сдал ментам, когда я пьяный пришел к нему разбираться. Шрамы на теле и в душе до сих пор ноют, когда я думаю о своём друге. Он должен быть дома. Звоню, открывает его мать и шарахается от меня. Слишком медленно. Стреляю по-македонски - с двух рук, белые обои окрашиваются красным, в одном пистолете кончились патроны, роняю его на пол и выпускаю три пули в забившегося в угол друга. В области паха расплывается кровавое пятно заходящего Солнца. Заходящего Солнца его жизни.

    Свобода, я пропитан тобою насквозь. Свобода, ты красного цвета, ты безумно алого цвета. Я раскрашиваю мир в твой цвет. В оттенки ярко алого и тёмнобордового. В аэропорт я приезжаю на такси, чтобы успеть на  последнюю минуту регистрации. Москва ждёт меня. Точнее меня ждёт пара неоплаченных московских долгов, которые как цепи, на пути окончательной и полной свободы, чьим адептом я стал за последние несколько часов. Здравствуй, свобода! Привет, Москва!